Название: Не совсем Синатра (но почти)
Автор: dahchi; перевод на русский: katzk (разрешение получено)
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Юмин
(все пропущенные запятые пропущены намеренно)
Rikarda J, с днём рождения!!!
Читать
Тема дня – кровать и потёртый свитер. Ючан проскальзывает в раздевалку, взводит маленький белый пластмассовый пистолет и говорит «Бросить штаны!»
Он ожидает агрессию, ожидает сарказм. Он не ожидает, что ему в лицо полетит пара джинсов. Он роняет пистолетик, глупо улыбается.
«Неожиданный поворот».
И Чанмин смеётся над ним, сияющий и красивый, сотрясаясь всем телом, и Ючан только слегка чувствует себя идиотом. И даже меньше, когда до него доходит, что на Чанмине лишь зелёный свитер и трусы.
Он уставился.
«Хён?» в голосе Чанмина недоумение; он склонил голову, волосы лезут в глаза. Хотя Чанмин уже очень взрослый и донельзя умный, до него всё ещё доходит как до жирафа.
Ючан запирает дверь, ощущая странное чувство победы.
«Хён». Сюда уже подмешано понимание с большой долей неодобрения.
И ведь это совершенно неудачная идея.
Но.
«Я тут не при чём», произносит жизнерадостно Ючан и пялится на ноги Чанмина. Чанмин непроизвольно оттягивает край свитера на бёдра, изображая глазами преувеличенное недовольство. При виде этого пальцы Ючана непроизвольно подёргиваются.
«Кровать там», отвечает Чанмин, а на лице его ухмылка; острые углы и неуклюжие “подойди”. Соблазнение по Чанмину. Он усаживается на стол, подтягиваясь одним длинным, медленным движением, болтает босыми ногами туда-сюда, туда-сюда. Приглашение. «Иди сюда».
И сердце Ючана колотится, колотится и почти останавливается, потому что он только шутил. Наверное. Всего чуть-чуть. Внутри что-то замирает, когда он понимает, что это может произойти (это вот-вот произойдёт, чёрт побери), и взгляд Чанминовых глаз вдруг стал намного важнее, чем был мгновение назад.
«Ты можешь отказаться», вяло говорит Ючан, жалко. Земля ушла из-под ног, понимает он, это уже не та игра, в которую он играл, когда входил в дверь.
Но Чанмин – дзен. Чанмин неподвижен. Чанмин целует кончик носа Ючана невыносимо трогательным образом. И мир немного содрогается под гнётом понимания, потому что, о господи, Чанмин ждал, а Ючан – полный идиот.
«Не…» тихо произносит Чанмин, предупреждая полусформированные слова извинения, «Это не было…» нервный смех, «Было важно, чтобы ты был уверен».
«Чанмин-а…» Это больно.
Чанмин тихонько мурлыкает, полностью рассеивая напряжение в комнате, «У меня ноги мёрзнут».
«Мне кажется, ты упускаешь главное». Что может нам надо об этом поговорить, беспорядочно думает Ючан; что может нам надо вспомнить, как дышать.
Но Чанмин выглядит недовольным и решительно настроенным, и Ючану нечем обороняться. «Нет, это ты упускаешь главное. На мне нет штанов».
…И вдруг Чанмин наклоняется и прижимает губы к губам Ючана, и Ючану не хочется больше думать, Ючан не может больше думать, потому что Чанмин на вкус как апельсины и жар, и все его аргументы тонут в звуке дыхания Чанмина, в настойчивости большого пальца Чанмина на его груди, на выпуклости его соска.
Господи.
Было бы так легко продолжать это всю ночь, думает Ючан; бороться и бороться и сдаваться под медленным упорством его языка, неторопливо скользящего по контуру его губ. Было бы так легко превратить это в нечто большее.
Пальцы Чанмина пробегают по его бёдрам, по попе, и вверх по складкам кофты, и только это, шершавые поцелуи и жар тёплых рук, нужно, чтобы ввести его в состояние неадекватности, начинающееся и заканчивающееся именем Чанмина. Ючан переключает внимание вниз, проделывает путь мокрыми сосущими поцелуями вдоль скулы Чанмина, оттягивает ворот свитера, чтобы слизать капли пота с его горла. Он хочет оставить отметку, понимает он, проводя зубами по открывшемуся плечу, он хочет, чтобы Чанмин запомнил.
Руки Чанмина цепляются за край свитера, пытаясь стянуть его через голову, но Ючан останавливает его и почти давится собственными словами, когда произносит «Оставь его. Пожалуйста.»
А глаза Чанмина тёмные, такие тёмные, но он не говорит нет, только ухмыляется так, что Ючану хочется его прибить. Или ещё раз поцеловать.
Чанмин постанывает и двигается, перемещается и ёрзает, пока не устраивается окончательно; ноги по обе стороны бёдер Ючана, и использует новое положение, чтобы наклониться вперёд и провести языком вдоль кромки уха Ючана. Ючан сжимает бёдра Чанмина, пальцы расжимаются и вяло подёргиваются, пока язык проделывает путь вдоль его шеи и --сжатие, вздох-- вдоль его горла, пока не устроился на соске, а затем касание зубами, жжение, дрожь и вспышка.
Ючан откидывается назад (дышать, держаться), чтобы скинуть джинсы и выбраться из остальной одежды. Чанмин откидывается назад (помятый, распутный), тянется руками к Ючану, и теперь это кожа к коже, и эти длинные, длинные ноги сжимают его. Он проводит поверхностью ладони по животу Чанмина, ниже и ниже и ниже, и проскальзывает кончиками пальцев по его члену, по всей длине через тонкую ткань трусов. Он хочет повторить этот путь губами, и так и делает, отодвигает свитер Чанмина к подмышкам и облизывает, целует, продвигается вниз. Чанмин едва не падает со стола, когда Ючан берёт его в рот, губы и мокрый жар, он падает на деревянную поверхность и выгибается, сжимая кулаки, сжимая и не находя, за что можно уцепиться.
Ючан думает, что хочет засмеяться, думает, что хочет чего угодно, только не этого сильного, безжалостного желания, потому что у него есть все шансы перерасти во что-то, что Ючан не сможет вынести. Чанмин предлагает ему всё, а Ючану просто надо решить, хочет он брать или нет.
«В моей сумке», тихо произносит Чанмин, глаза сияют, а голос мягче, чем Ючан когда-либо слышал.
Что именно? думает Ючан, пока не находит бутылочку с кремом и презерватив – и о. И страх, так много чёртова страха, что Ючан почти задыхается.
Но Чанмин улыбается; в глазах нетерпение, желание в уголках губ, пульс на кончиках пальцев. Решимость почти осязаемая; Чанмин это начал, он же и закончит. Чанмин наверное сможет править миром.
Ючон медленно смазывает пальцы кремом, размеренно, проводит ими вдоль изгиба спины Чанмина и приподнимает одну бровь в ответ на смятение Чанмина, «Что-то не так?»
«По-моему, ты залюбовался пейзажем», невозмутимо выдаёт Чанмин с лёгким вздохом.
Ючан смеётся, думает “а вот и он”. Маленькая нахальная сволочь, тот Чанмин, что прячется обычно в глубине его глаз.
Он подаётся вперёд, чтобы носом ткнуть Чанмина в щёку, и снова соединить их в хрупком поцелуе, и отвлекая этим внимание, вставить палец, плавно и глубоко и о боже. Чанмин стонет в губы Ючана, нежно и томно, и это лучший стимул, чтобы двигаться, трахать, водить вверх и вниз. Ючан уже почти представляет это, этот жар вокруг него, Чанмин сжимающий со всех сторон; и он вставляет второй палец, ритм быстрее, сильнее, тяжёлое дыхание Чанмина на его щеке и…
Нет.
Ючан медленно освобождается, горько постанывая, ведь Чанмин никогда…
«Всё в порядке», выдавливает Чанмин, хватая его за запястье. Удерживая его на месте. Он гладит подушечкой большого пальца ладонь Ючана, подбадривая, когда видит сомнение в его глазах.
И внезапно – вспышка осознания и наплыв мыслей; Чанмин один ночью в постели. Чанмин, и его пальцы внутри самого себя, и имя Ючана, вдавливаемое в подушку, и.
И.
Господи, думает он, о господи. Понимает, что сказал это вслух, только когда смех Чанмина щекочет кожу его плеча.
«Ючан-хён», бормочет Чанмин грудным голосом, поддразнивая. И конечно же Чанмин об этом думал, Чанмин наверное обдумал все за и против и все возможные позиции в щемящей, невероятной, восхитительной детализации.
Ючан не знает толком, что сказать, слова толкаются и путаются где-то в горле. Полное доверие в глазах напротив ужасает.
Но Чанмин не ждёт ответа, ему кажется вовсе наплевать на его отсутствие, потому что он снова ведёт руку Ючана вниз, полный железной силы и настойчивости, и одним гладким движением засовывает пальцы Ючана снова внутрь, и стонет, когда они заходят глубоко. И он начинает двигаться, трахать себя в ладонь Ючана, и всё просто исчезает, испаряется, растворяется в белом шуме в его голове и беспорядочных, прекрасных звуках, которые издаёт Чанмин.
Ючан задыхается, прижимается к груди Чанмина, потому что слишком, это слишком, и он думает, что мог бы кончить, просто смотря на это, просто позволив Чанмину так использовать его.
«Хочу…» шипит сквозь зубы Чанмин и приподнимает бёдра, сжатый и отчаянный и близкий. Он подаётся вперёд, чтобы собственнически облизать щёку Ючана, а руки до боли вцепились в его волосы.
Твой. Ючан хочет сказать вслух, но вместо этого ещё сильнее вкручивает пальцы, свободная рука в складках свитера, и он тащит его для ещё одного поцелуя, открытыми ртами, отчего его губы саднят и разбухают.
Чанмин тянется за бутылкой крема и трясётся от движений, пытается её открыть, ругается и совершенно не стесняется. Небрежно выливает крем себе на руку, тянется между телами, чтобы смазать член Ючана в резком, неправильном ритме, грубо и жёстко и да. Ючан стонет, соединяя свои пальцы с его и двигаясь толчками в сплетение их рук и (огосподи) давление, скольжение, он почти у края.
«Постой», Ючану требуется вся выдержка, чтобы вытащить, чтобы остановиться. «Тахта…» выдыхает он, и ведёт Чанмина, укладывает на спину и чёрт, Чанмин достоин большего, чем это, достоин намного большего, чем ужасная, отвратительная тахта в стерильной раздевалке, но в этот момент ожидание легко может убить их обоих.
Он скользит и нависает над Чанмином, лижет кусочек открытой, лоснящейся ключицы, а пальцы Чанмина смыкаются на краях матраса, белые суставы и дрожь. Ючан раздвигает бёдра Чанмина, мягко рисует на них круги, когда Чанмина бросает в дрожь. В ушах у Ючана стучит кровь, оглушительное тук тук тук, и он знает, что после этого не будет пути назад, по этому обрыву не подняться после того, как спрыгнул, но Чанмин смотрит на него, по-настоящему смотрит на него, и Ючан хочет.
Так сильно.
«Давай же», слова резкие и неразборчивые, но Ючан рвётся внутрь и о боже боже, он никогда такого не представлял. Никогда. Чанмин издаёт что-то между наслаждением и болью, а Ючан шепчет “держись, держись” ему в шею и только толкает глубже; так узко, так охренительно узко.
Чанмин с трудом приподнимается, одни локти и колени и отчаянное желание, и начинает двигаться навстречу. Мокро и жёстко и почти похоже на порно, но Ючану наплевать; он надеется, что фотограф за дверью слышит каждый стон, что он извлекает из Чанмина. Он выгибается, резко двигая бёдрами, внизу всё горит и… «Чанмин». Он внутри Чанмина. Блять.
От ритмичности почти больно, движения зажаты где-то между слишком близко и недостаточно, и руки не держат Чанмина. Он валится вниз и почти рычит, пальцами слабо сжимая плечи Ючана.
«Пожалуйста», он почти умоляет, и это разбивает Ючану сердце, но боже, как он любит такого Чанмина; Чанмина, которому нужен он, хотя бы только в этот момент.
«Чего ты хочешь?» И может быть, Ючан жил ради этого; ради того, чтобы почувствовать движение губ Чанмина на коже своей шеи, шепчущих “пожалуйста” снова и снова, пока это не превращается в бессмысленный поток звуков. Это тот момент, которого он ждал, и руки Чанмина сжимаются в его волосах, и он трепещет на его члене и шепчет его имя.
«Я хочу…» Дыхание Чанмина сбивается, содрогается, «Двигайся, Ючан».
И Ючан теряет всё похожее на ритм, на контроль. Он находит руки Чанмина, он оборачивает пальцы вокруг его члена и держит; просто держит и держит, как будто никогда не собирается отпускать. Чанмин что-то мычит под ним; лицо залито краской, длинные тёмные волосы прилипли к изгибам шеи и господи, это прекрасно, просто охренительно прекрасно.
«Чанмин, посмотри на меня», и ему наплевать, что в словах больше отчаяния, чем страсти, потому что глаза Чанмина распахиваются, расширенные зрачки в нескончаемом тёмном на тёмном, и то как он смотрит на Ючана (ничего, не было ничего в этом отстойном мире кроме этого, этого и пака ючана) выключает свет за Ючаном и всё кончено. Свободный полёт и фейерверки и пальцы Чанмина, цепляющиеся за его плечи и остатки здравого смысла.
Дышать.
А потом тишина и учащённое дыхание и полное отсутствие прилагательных. Ючан знает, что всё в разгроме; свитер, тахта, их дружба, но он не желает двигаться. Он хочет лежать липким и голым, свернувшись калачиком рядом с Чанмином вот так день или два. Или неделю. Месяц.
Всегда.
Чанмин морщится, когда Ючан окончательно выходит из него, но не жалуется, даже не смещает лицо с подушки, куда оно прижато некрасиво. Ючана тянет спросить, всё ли нормально, но это выглядит монументальной глупостью в свете их секса и странного свитерного фетиша и…
Интересно, убьёт ли его Чанмин, если он попросит обнять его.
Вероятно.
Чанмин поворачивается к нему и сонно моргает, ленивая улыбка поднимает уголки его губ, нежно и медлительно. От этого выражения в груди Ючана что-то немного болит, и он пододвигается и вкладывает всё доступное ему отсутствие сожаления в мягкое касание косточками пальцев обнажённой кожи.
Чанмин морщит нос, «Я не хочу…» Их глаза встречаются на долю секунды, Чанмин отводит взгляд.
«Нет, хочешь», тихо отвечает Ючан, очерчивая большим пальцем линию его рта. Никогда в жизни он не был более уверен.
«Они, наверное, попросят это вернуть», криво отвечает Чанмин, приподнимая (о господи, совершенно испорченный) свитер. Он уводит беседу, меняет тему.
«Чанмин, как давно?» Ючан должен спросить, должен знать.
Чанмин качает головой и выглядит более чем смущённым, пальцами проводит по мокрым от пота прядям волос. «Не важно, я решил, что просто засунуть руки тебе в штаны было бы слишком».
Ючан поднимает одну бровь, выказывая полнейшее неверие, «Как давно ты меня знаешь?»
И Чанмин смеётся, и это звучит резко и неуместно на фоне их дыхания, «Верно подмечено».
«Можешь просто сказать», тихо произносит Ючан, губами едва касаясь изгиба скулы Чанмина, проводя пальцами вдоль рёбер. Чанмин смотрит вниз, на лице напряжение и задумчивость. Ючан видит эти слова в глазах Чанмина, хотя и не слышит их.
Проходит секунда, другая. Чанмин подёргивает пальцами ног.
«Пошли, сделаю тебе рамен», объявляет Чанмин тоном окончательного решения, и это его совершенно дурацкий способ сказать “я тебя люблю”, но Ючан знает, и этого достаточно.
И всегда будет достаточно.